Почти не покидавший Провиденса, мастер ужаса и гений фантастической литеатуры 20-го века написал в 1931 году один из своих немногих романов, ставший фундаментальной опорой его творчества. Имеется в виду роман «Хребты безумия».

Писать его, а тем более печатать было подлинным страданием для автора, так как он ненавидел печатать на машинке собственные рассказы. Но в легендарном любительском журнале «Сверхъестественные истории» это было обязательным условием для того, чтобы рассказ или роман был опубликован. Лавкрафт говорил так, имея в виду редактора вышеупомянутого журнала: «Да будет проклят Райт, отвергший работу, которая почти убила меня, пока я печатал её на машинке!» Это был очень долгий и неприятный опыт для Лавкрафта. Однако судьба не захотела, чтобы его роман обошли вниманием, и решила, что, в конце концов, он должен быть напечатан.

Вкратце, «Хребты безумия» повествуют о приключениях научной экспедиции в Антарктиде, но главный герой, перед тем, как начать свой рассказ, настойчиво предупреждает возможных читателей, что на этот континент не должна ступать нога человека, ведь там просыпаются ужасы, которые не должны быть освобождены.

Ужас, в который нельзя вмешиваться – раса Древних и их рабов шогготов. В лавкрафтовской мифологии Древние – ужасные божества, спустившиеся с неба и основавшие на Антарктиде первое поселение. Эти звездоголовые гиганты создали человека и шогготов (существа, послушные в начале, но позднее восставшие против господ). Трудно избежать искушения сравнить это восстание с библейским сражением между Богом и его верными ангелами против первого мятежника, Люцифера или Прометея. Древние защитились от этой угрозы с помощью оружия, такого же опустошительного как атомная бомба. «Древние использовали странное оружие молекулярного и атомного действия против мятежников и, в конце концов, одержали победу». Необходимо вспомнить, что только в 1945 году атомные бомбы упадут на Хиросиму и Нагасаки. Пророческий характер работы Лавкрафта – ещё один из многих других, вызывающих беспокойство, аспектов его творчества.

В повествовании постоянно возникают ссылки на жуткую книгу запрещённого знания – «Некрономикон» безумного араба Абдулы Альхазреда. Этот тёмный текст – основная составная часть в рассказах Лавкрафта, источник его космогонии и теологии. «Некрономикон» читали некоторые члены антарктических экспедиций, например, Дэнфорт, эксперт и «человек, много читающий на странные темы, постоянно говоривший о По». Он был одним из тех несчастных, кому довелось рассмотреть проклятую книгу. Дэнфорт, имея в виду «Некрономикон», делает робкие попытки доказать, что таинственное Плато Лэнг, эта мрачная местность, пугавшая Альхазреда, на самом деле – древнее название, указывающее на Антарктиду.

Атмосфера ужаса романа передана в пейзаже и обстановке, а не в сюжете. Действительно, Лавкрафт всегда был верен своему принципу, согласно которому самое важное в литературе – не столько сюжет, но атмосфера и обстановка, созданная писателем, а также омерзительные ощущения, испытываемые читателем. Анджела Картер в своём исследовании «Пейзажи Лавкрафта», указывает по этому поводу следующее: «Антарктида Лавкрафта – наиболее ужасающий из всех его пейзажей. Опустошённое царство льда и погибели, место, откуда приходили «туман и смерть»; с одной стороны, возвышенный взгляд на реальную Антарктиду, с другой – видение отвратительного Плато Лэнг, крыши мира». Лавкрафт, прежде всего, являвшийся внимательным наблюдателем и психологом, создал крайне негостеприимное и враждебное описание Земли, единственное в своём роде. Каждая часть южного континента описана им как безвыходные врата Смерти. Эти части представлены Ветром, Одиночеством, Расстоянием, Легендами, Льдом, Запахом и, конечно же, обитателями этого бесплодного континента, скрывающимися в зловещей белизне. В качестве основного примера, можно вспомнить некоторые линии романа, описывающие звук ветра: «Ужасный антарктический ветер прерывисто дул, звуки его завываний походили на эхо диковатых свирелей, вызывающие во мне подсознательное беспокойство и чувство угрозы».

Название романа подразумевает гигантскую горную цепь, где расположены разрушенные колоссальные города Древних, вершины которых невозможно постигнуть разумом и чувствами обычного человека. Проникновение в эти места означает путешествие в подсознание, в вечный космический океан архетипов. «За безжизненными жуткими хребтами, казалось, таились пугающие пучины подсознательного, некие бездны, где смешались время, пространство и другие, неведомые человечеству измерения».

Композиция сюжета у Лавкрафта – это вызывающая и смелая концепция, которая возносит ощущения на максимальный уровень противостояния; сражение до момента, в котором невыносимое напряжение заканчивается падением в пустоту тьмы. Подобную черту его повествовательного стиля можно обнаружить в некоторых самых лучших его рассказах: «Зов Ктулху», «Безымянный город» и «Сны в ведьмином доме». Колоссальность и величественность – это сущность содержания всех этих произведений. Перед огромными зданиями и вызывающими тревогу скульптурами человек понимает, что он – не больше, чем атом, незначительное существо, наивно верящее в то, что познал тайны безграничности межзвёздного пространства и тайны жизни. Современные люди – всего лишь невежды в собственном океане иллюзорных концепций, созданных лишь для того, чтобы сделать более-менее сносным человеческое существование.

Исследователи Антарктиды, ощутившие это роковое чувство собственной ничтожности, даже те, кто обладает более высоким уровнем понимания, как в случае Дэнфорта, сходят с ума. В конце концов, они будут задушены ужасающей безграничностью и угнетающим одиночеством в турбулентных потоках сумасшествия.

Ещё один компонент ужаса – загадочный крик, о котором уже упоминалось в разделе, посвящённом Эдгару Аллану По. Внушающий страх вопль «Текели-ли!». Слова По превращаются магией Лавкрафта в птицу, предупреждающую о смерти, о тайнах, наполненных опасностями. Ведь это – встреча с самым ужасающим ужасом, это – голос шогготов. Дэнфорт, который был знаком с творчеством По, говорит: «Меня самого интересовал этот писатель, сделавший Антарктиду местом действия своего самого длинного произведения – волнующей и загадочной «Повести о приключениях Артура Гордона Пима». И снова творчество По является отправным пунктом для произведений более поздних авторов, Серрано и Лавкрафта. Поистине, По – краеугольный камень, равно как и роман Лавкрафта, дающий нам ключи к разгадке тайны Антарктиды.

Интуитивное знание Лавкрафта о том, что Южный полюс является Вратами и Обителью Древних может заставить многих считать, что он был посвящён в некое эзотерическое учение. Однако мы уверены, что истоки его могучей интуиции содержатся не в каком-то тайном братстве, а в верной интерпретации посланий, прибывавших к нему из мира сновидений.

Внешнее путешествие, осуществлённое людьми «Аркхама» и «Мискатоника» (корабли, перевозящие исследователей Антарктиды) – тоже путешествие внутреннее. И действительно, они сталкиваются с Пятью Стихиями, чтобы придти к Центру Лабиринта. Эта борьба также напоминает бессмертную «Божественную комедию» Данте. Оба текста очень подробно описывают этапы инициатического пути. Конечно, в них есть и отличия. Участники экспедиции из университета Мискатоника не решают загадку Сфинкса и оказываются в Аду.

Путешествие к Центру Юга, к Южному Полюсу – это тропа, приводящая к Центру Мира Подсознания, где каждого поджидают бурные потоки сновидений, страхов и травматического опыта. Эта жуткая реальность представлена на последних страницах романа в сценах, происходящих в головокружительных лабиринтах под землёй – явная параллель с древнегреческим Минотавром, стражем Лабиринта.

Лабиринт требует отдельного внимания, так как он занимает важное место в творчестве Лавкрафта. «В стенах Эрикса», «Узник фараонов», «Зверь в пещере», «Крысы из стен», «Кошмар в Ред Хуке» – во всех этих рассказах есть образ Лабиринта и его обитателей. Вероятно, наибольшее сходство между сочинениями Лавкрафта может быть найдено в «антарктическом» романе и в «Звере в пещере». В обоих произведениях Лабиринт имеет форму пещеры, в которой находится глубокая пропасть. Пещера ассоциируется с жилищем наших первобытных предков, но, кроме того, имеет и другое, более важное значение: огороженное место, где начинается инициация. Место смерти и воскрешения.

Фундаментальный принцип Лабиринта – отбор. Не всякий может войти в него. Это одно из окончательных подтверждений, мера духовного опыта, приобретённого на длинной дороге гностической аскезы. Это последняя шахматная партия, столкновение с врагом, прекрасно знающим нас. Это противостояние с самой ужасающей частью нас самих, с Монстром.

Древние, как и показывает их название, – живой образ мира прошлого, мира начала времён, образ, наиболее скрытый в глубинах сознания. Шогготы – это дегенерация Древних, несовершенная форма, подчинённая процессу постоянного изменения. Белое – неприкосновенное, девственное и запретное – величайший ключ к антарктической тайне. Ветер – это ответ на неосязаемый, но существующий глухой рокот. Ужасный крик «Текели-ли!» повторяется снова и снова. Титанические каменные постройки, означающие преграду, бесполезные руины, которые необходимо покинуть. И омерзительный «Некрономикон» – место, находящееся за пределами эонов и поколений, где все эти составные части обретают форму легенды, и пространство, откуда к нам приходят предки.

Можно сказать, что главный герой, предупреждая об опасности исследования Антарктиды, указывает в действительности на то, что никто не должен пересекать мир подсознательного. Он говорит о духовной подготовке, необходимой для того, чтобы выдержать это испытание.

Та интерпретация, которая была сделана, некоторым покажется сходной с психоанализом. Но это не так, тем более, что все психологические техники весьма ограничены во взглядах и крайне отдалены от источника изучаемых ими явлений, в отличие от Традиции, наиболее радикально располагающей этот источник в самом центре Центра. Здесь таится скрытая связь этого романа с учением традиционалистов Генона и Эволы, так как только традиционная философия позволяет сравнивать эзотерические аспекты творчества Лавкрафта с творчеством других авторов. Кто-то из них – подлинные обладатели знания Традиции, а остальные – невежды.